Уже апрель. А в лесу до сих пор не слышно ни птицы.

Лес спал мёртвым сном и у меня никак не получалось его разбудить.

Ни травинки, ни листочка не появилось новой весной. Наш любимый лес, наш дом, теперь стал унылым местом, где нет никаких признаков жизни. Раньше в нашем лесу была душа, он жил и цвёл, рос и радовался, всюду была живность и зелень, и мы с братом могли хоть как-то выживать. От жизни леса зависила и наша жизнь. Но теперь что-то не так. Лес словно потерял свою душу, опустел, осталось лишь тусклое тело.

Ещё прошлой осенью я почувствовала, что с лесом что-то не так. Он ронял свои листья как в последний раз, уже не надеясь расцвети вновь. И засыпал будто навсегда, погружаясь в бесконечную зиму. С тех пор я не видела здесь ни одного зверька, ни следа на лесных тропинках. Снег в ту зиму не был холодным, он был просто мокрым, постоянно тающим и страшным, как неживой, утративший свою белоснежную суть. Я надеялась, что хотя бы новой весной придёт новый мир, и лес нальётся тёплым солнцем и зазвенит молодыми листочками, но нет. Снег стаял тихо, стало немного теплее, и время будто остановилось. Мёртвая земля и толстые стволы, облачённые в твёрдую кору. Голые ветви деревьев царапают бесконечное серое небо. Только тишина, свист бродячего ветра да тревожное журчание воды где-то за деревьями.

Моё сердце сжалось, как только я вышла из нашего небольшого домика. Земля под моими ногами была похожа на выгоревшее поле. Множество мелких камешков, вдавленные сучки и раковины улиток, палые листья прошлой осени. Я села на корточки и положила ладони на землю. Я помню, что так по весне делала мама, чтобы почва скорее ожила.

-Проснись, - прошептала я. – Ты нужна нам живая, ты нужна своему лесу…

Я попробовала передать всё свою скудное тепло земле, всю свою небольшую после зимы жизненную силу, чтобы хоть как-то оживить землю, которая держала меня всю жизнь, без которой меня не было бы.

-Теперь я помогу тебе… Давай же, стань весной!

По моей ладони пополз какой-то малюсенький жучок. Я следила, как он идёт вдоль моего пальца, перебирается через костяшки. Я моргнула, и он куда-то исчез. Показался. А земля молчала. И только странная, непреодолимая тишина вокруг.

Я посмотрела вверх, на небо, на серое, мутное небо, кое-где там светил круг застывшего солнца, которое на могло оживить мой лес.

Я встала и подошла к ближайшему дереву. Обняла его. Прижалась щекой к сухой, с замёрзшим и посеревшим мхом, коре. Может, мне удастся услышать дерево, и я пойму, почему не приходит весна. В дереве было жужжание и треск. Хотя, может, и это мне показалось. Я обняла дерево ещё крепче, всей душой взывая к нему, к его жизни.

-Проснись, пожалуйста! Я знаю, может, тебе холодно… Тогда возьми хоть моё тепло, только проснись…

Я искренне думала, что, может, моего тепла хватит чтоб хоть одна почка распустилась на самой верхней ветке дерева. Я так делаю уже неделю подряд, и Глай надо мной смеётся. Но так делала мама, я точно знаю, и это даёт надежду.

-Пожалуйста… - одними губами шепчу я, но дерево молчит. Как ни тяжело было признавать это, но мои усилия напрасны. Как бы я не любила лес, не в моей власти оживить его, раз ему того не надо. Или он просто не может? Я не могу всё это так оставить, но и помочь не могу. Мой родной лес, в котором прошла вся моя жизнь, который вырастил и воспитал меня, который наполняет каждую секунду моего существования, в котором встретились и жили мама и папа, лес, который сиял как прозрачная природная звезда в солнечный день, лес, в котором живут птицы и мелкие зверьки, в котором их гнёзда и норки, где есть настоящая, живая река, несущая свою могучую воду далеко в степи и другие миры, что за лесом. Лес, который когда-то был живой…

Я отпустила дерево и почувствовала, как слёзы текут по щекам. Не может такого быть! Леса не умирают, они вечны, только если их не убивать! Как я раньше не заметила этой болезни моего мира? Ведь в прошлое лето всё было хорошо…

Я пошла меж деревьев, которые и деревьями мне не казались. Они были как немые, грубые столбы, не способные услышать меня.

Неподалёку от нашего дома, на холме между тремя старыми клёнами стояла скамейка. Её когда-то давно сделал мой папа. Когда я и Глай были маленькие, он приводил нас сюда и мы читали здесь самые интересные книжки, которые они с мамой принесли из других миров. Я на всегда запомню, как мы с братом, бок о бок читали о невероятных приключениях под пение птиц и журчание реки, которую хорошо видно с холма. Сейчас уже редко кто приходит к этой скамейке. Глай после смерти родителей не хочет сюда приходить, чтобы не давила тоска, а я люблю. У меня от этого места только хорошие воспоминания, мне становиться легче. И сейчас я села на влажные доски и посмотрела вдаль.

Мне всегда казалось, что за этой рекой живёт настоящее чудо и когда-то я дойду да этой дали и увижу что-то невообразимое. На пока так и не дошла, потому что за рекой идёт поляна, за поляной – долгие и опасные болота. Туда только Глай ходит, собирает ягоды и ловит птиц. Меня он с собой никогда не берёт, боится, что в случае чего не сможет меня спасти, да и должен кто-то сторожить дом. Глай и сейчас там, далеко, но не настолько, чтобы достать до тех чудес, о которых я мечтаю. Но может быть, когда-нибудь, когда здесь ничего не останется, мы вместе соберём все свои книги и пойдём вдоль реки, за степи, искать новый дом в другом мире. В последнее время Глай всё чаще об этом говорит, хотя мне мерзко от этой мысли. Я не хочу покидать свою родину, свой маленький, но свой настоящий дом. Тем более, если с лесом приключилась эта беда, бросать его, заботясь лишь о себе, нельзя. Не смогу, пусть даже придётся остаться здесь одной.  Но Глай ненавидит это моё упрямство, потому что не сможет бросить меня.

 

За деревьями бледнела река. Тихая, медленная река, весной она всегда разгоняется до скорости ветра. У меня ещё не было возможности в этом году сходить к ней, поздороваться, сказать что-то, как я делаю это каждую весну. Я обернулась назад, посмотрела на стоящий ниже наш дом. Да от кого мне его сторожить, я за всю жизнь не видела ни вора, ни чужака, не постороннего человека. Все те люди, которых я знала, были добрыми друзьями наших родителей, бывалые лесники и искатели, путешественники и любители приключений. Даже диких зверей я не встречала, а лишь читала в книгах. А уж теперь, когда лес умирает, даже дикие хищники и падальщики ушли наверняка куда подальше.

Наш дом стоял в мёртвой тишине под скелетами деревьев. Ох, я тоже поддаюсь мрачному настроению леса.

Я снова облокотилась на скамью и посмотрела вверх, под свод родного леса. Ведь, сколько себя помню, никогда я не ощущала опасность, не считая плохо лежавших ножей на кухне. Всё всегда было тихо и спокойно. Наше с Глаем детство было прекрасным, но закончилось рано, когда не стало родителей. Но даже тогда, против всей дикой печали, тоски и одиночества, мы ощущали надёжность. Друзья наших родителей в первое время помогали нам, приносили еду, -я до сих пор помню те вкуснейшие яркие ягоды с дальней поляны-, помогали чинить сломанные приборы и залатывать вехи в нашем старом доме. Но с каждой весной знакомых лиц становилось всё меньше. Искатели уходили в загадочные далёкие миры и не возвращались. Быть может, там было лучше… А лес пустел… И теперь, в этот год я стала чувствовать опасную грань…

Тут меня как озарило. Я сморгнула слёзы и обратилась к лесу:

-В этом причина? Тебя бросили? Тебя стали покидать и ты стал умирать? Почему? Ведь есть мы с Глаем, мы твои защитники, мы всегда ухаживали за тобой… И ты так часто спасал нас…

Я подумала о том, как нас часто спасали родители, как они растили нас. Мать и отец, два самых важных, самых любимых человека… Но они погибли по другой причине.

День для меня начался тяжело, слишком много слёз и переживаний на утро. Я вытерла рукавом куртки глаза и взяла себя в руки. Это я умела делать хорошо, как никто в этом лесу. Тысячи раз падая, я вставала всегда, какой бы большой не был удар.

Сидела я ещё долго, думая без слов. Может, пара было возвращаться домой, но какая-то сила не давала мне встать с удобной скамейки. Уже несколько раз я дёргала ногой, но встать не решалась. Словно если бы я встала, что-то разрушилось бы. Я сидела, пока не увидела Глая.

 

Шел он как-то странно, и, видимо, где-то потерял свою куртку, так как серела его старая рубашка. Ещё издалека я увидела его озабоченное лицо, он что-то нёс в руках, и ему было тяжело. Странная сила наконец отпустила меня и я, отклеившись от скамейки, побежала навстречу брату.

-Глай, - крикнула я на бегу, -  ты в порядке? – мой голос глухо утонул в пустом лесе. Глай не ответил. Когда я подбежала, он взволнованно посмотрел на меня из-под тёмной чёлки.

В руках он держал свою скомканную куртку. В неё было что-то замотано.

-Глай, что это? – растерянно спросила я.

-Смотри, - сипло ответил он.

Я подошла ближе и раскопала маленькую дырочку в куртке. Оттуда вылезла голова.

Я слегка вскрикнула от неожиданности. Глай горячо дыхнул мне в лоб.

Это был зверёк, как собака среднего размера. Похож на терьера. Взъерошенная белая головка с коричневыми пятнами вокруг глаз… Глаза были большие, глубиной с самый тёмный пруд. Взгляд был жалобный, ясный и чем-то даже благородный. Просящий о помощи.

-Где ты его нашел? – спросила я, касаясь рукой мокрой шерсти на голове собаки.

-Она лежала прямо в болоте… - начал он.

-В болоте? – не поняла я.

-Да, - это Глай сказал испуганно, - Я ставил ловушки и услышал стон. Сначала думал, что показалось, но потом расслышал странный перезвон. Да, даже не вой, а протяжная мелодия. Ты знаешь, я никогда без надобности в болото не лезу, но тут очень испугался и решил проверить. Звук был прямо изнутри, я решил поводить рукой и… Нашел это чудо.

-Чудо… - тихо повторила я, гладя грязную, в тине, мокрую голову собаки.

-Вытащил и удивился. Какая маленькая, а тяжелая, как десять бутылок с лимонадом…

 

Мы быстро отнесли странное существо домой. Я отыскала старое мамино домашнее платье, папин халат и ещё несколько тряпок, расстелила их на полу. Глай вытащил своего найдёныше из куртки. Существо, не боясь, не опасаясь, совершенно спокойно вылезло и переступило облепленными тиной лапами на дощатом полу. Я даже удивилась, как медленно двигалась эта собака. Она вела себя так, словно знала всю жизнь этот дом, будто бы знала что-то и не о чём не беспокоилась. С таким беззаботным видом к нам приходили гости, неспешно оглядываясь по сторонам и ожидая, что его пригласят сесть. Подумав об этом, я присела на корточки около тряпок, похлопала по полу ладонью и сказала:

-Давай, иди сюда, ложись, - и на всякий случай добавила: - не бойся…

Собака медленно прошла и легла в приготовленное ей место. Легла и посмотрела на нас с Глаем умным взглядом.

-Она не замёрзла? – растерянно спросил Глай.

Сидя на полу, я взглянула на него снизу. Он стоял в свете лампы со своей грязной курткой в руках и явно не знал, что делать. Честно сказать, я тоже не знала, что дальше. Встав с коленей, я спросила:

-Только не понимаю, как ты мог её прямо из болота достать, она бы тогда…

-И я сам удивляюсь, как она не задохнулась – быстро сказал брат, - Она просто лежала там, в глубине… И сколько на там пролежала, и как вообще туда попала я не…

-Она наверное есть хочет, - предположила я.

-Я тоже.

 

Пока я варила кашу из того, что у нас было, странное существо продолжала лежать на месте, поглядывая по сторонам. У неё был странный вид… Морда её выражала какие-то чувство, которое я не могу описать словами или даже как-то приблизительно описать. Глаза её… Я боялась в них смотреть, не знаю, почему. Иной раз смотря на неё, я заметила, что вся тина и грязь куда-то пропала. Хотя я и не поняла, куда она подевалась, но была рада: не нести же её мыть к реке.

Когда мы с Глаем сели за стол, я положила в отдельную тарелку немного каши и поставила её перед собакой. Она встала со своего места, не спеша подошла. Я и Глай наблюдали за ней. Собака опустила голову к тарелке, понюхала чёрным носиком, потом села и, не трогая еду, посмотрела на нас. Мы ничего не понимали.

-Поешь, - сказала я.

-Боится, - предположил Глай. Собака вызывала у него непонимание, и от этого он нервничал.

-Не думаю, по ней не видно.

И правда, существо продолжало сидеть. Я даже не воспринимала его как собаку, настолько оно неестественно себя вело. На мгновение я испытала настоящий ужас, но потом поняла, что в этом звере что-то другое. Она каким-то образом улыбалась. Не движением губ, как улыбка воспринимается на лице человека, а чем-то другим, необъяснимым. Но она сидела и улыбалась. И была на ровне с нами, зная абсолютно то же, что и мы.

Глай встал со стула, подошел к ней и сел рядом на корточки. Погладил её. Она смотрела на него. И он не отрывался от её взгляда. Мне стало жутковато.

-Она такая мягкая, - с улыбкой произнёс Глай, - Никогда ещё такого не видел, это просто прекрасно! Как такое вообще может существовать…

-Что? – спросила я.

-Такое… существо… я даже не воспринимаю её как собаку, - повторил Глай мои мысли.

Я попробовала улыбнуться, но непонятный страх держал меня. Я боялась этого существа. Чувствовала, что оно не несёт опасности, что всё хорошо… Но всё равно было страшно. От неизвестности.

-Придётся взять её с собой. – тихо сказал Глай.

-Куда – с собой?

Глай посмотрел на меня серьёзно, встал, сел за стол.

-Льюсса, я решил, что нам надо уйти.

Я испуганно уставилась на него. Только утром вспоминала про это и тут он опять. Когда он начинает такие разговоры, я на время забываю, что он мой брат и отношусь к нему враждебно.

-Нет… - протянула я и хотела уже начать отговариваться.

-Нет, Льюс, - с нажимом сказал Глай.

А я начала на него злиться.

-Нам некуда уходить, Глай! Если ты думаешь, что где-то там будет лучше… И ради этого бросить родной дом, родной лес умирать в неизвестности? – повторяю всё одно и то же, стучу в одно и то же место, одними и теми же инструментами, в одну и ту же дурную голову брата.

Глай нахмурился, но был сдержанный. Я рада, что он научился не распалятся и держать себя в руках. Теперь не так как в детстве, когда мы кидались землёй и дёргали друг друга за волосы. Теперь он больше меня понимает, но хочет, чтобы было как лучше. Я упряма, но и он понимает меня и хочет разобраться по-хорошему.

-Мне тоже больно от мысли о том, что приходиться оставить лес, - он специально говорит так, будто всё уже решено, - ты помнишь, что я не раз здесь терялся, когда был маленьким. Я по несколько ночей скитался в страхе, голодный, и лес всегда меня защищал, оберегал ото всех опасностей. Я всегда чувствовал в нём друга и родителя, он безгранично дорог мне. Но ты не думала, что лес уже отслужил своё? Что он не может нам больше помогать. Мы должны быть благодарны ему за всё, что он сделал. И пойти дальше. В новые места.

Ох, братец, знал бы ты, как меня тянет в новые места. Как я мечтаю о той дали с чудесами. И может даже побольше тебя. Но я хочу знать и чувствовать, что здесь у меня есть дом, есть прошлое, есть жизнь. Но не скажу я тебе всего этого. Тебе прошлое в тягость, а мне – опора.

-Леса не умирают, Глай. Лес бессмертен. Он перерождается каждую весну и живёт вновь. Старые деревья умирают и растут молодые. Животные сменяют поколения, растения отцветают и распускаются. Никто никого не убивает, здесь все идёт по природному закону. Пространство леса не может умереть. Глай, неужели ты не чувствуешь, что лесу нужна помощь? Попробуй сначала помочь ему, прежде чем сбегать. Я пойду с тобой, куда ты скажешь, но только когда мы хоть что-то сделаем. – Нет, на самом деле, даже если бы ничего не получилось, я бы осталось здесь, но так Глай хотя бы обретёт уверенность, что здесь ещё не все сделано. Я-то знаю, как он любит все доводить до конца.

Он посмотрел на меня, посмотрел в сторону, на собаку, поморгал.

Свою кашу мы доели в молчании. Потом Глай вздохнул и пошел в свою комнату, думая над моими словами.

Я смотрела в деревянный узор на столе не о чём не думала. Надо было помыть тарелки. Вдруг услышала голос брата из соседней комнаты:

-Я не знаю, как мы можем помочь лесу, но я сделаю, всё, что смогу.

Улыбнувшись, я глянула на собачье существо, которая сидела на полу и мудро смотрела на меня. Я была очень рада, что мы с Глаем хоть как-то загладили раздор. И ещё я была рада, что мы спасли это существо от топкого болота.

Тут  собачье существо сделало несколько шагов ко мне и посмотрела мне прямо в меня.

Я поразилась её глазам. Они были огромные, глубокие, невероятно красивые, с мерцающими разноцветными искорками и огоньками, как светлячки. Её глаза были как… как целый мир, как моя душа, как лес, расцветающий весной. Я как наяву почувствовала наш снова оживший лес, его запах, свет, небо и сияющее солнце, радость и надежду, ощущение совсем близких чудес из далека, что так тянут меня и брата. И как будто мы оставили свой дом и отправились вперёд, в путешествие, в другие миры, в поля и просторы, в новые, неизведанные леса, встретили новых знакомых и друзей наших родителей, который уже давно ушли странствовать. Наш ждёт столько приключений, и мы с братом вместе. И весь мир открыт перед нами, мы свободны. И однажды мы возвращаемся в наш дом, и мы снова в своём родном лесу, и всё хорошо. Снова бегают зверьки, растёт зелень и цветы, деревья одеты в пышную крону, наша река сияет и искриться. Вокруг жизнь. И мы принесли с собой новые книги…

Собачье существо моргнуло и меня тут же как вырвало из чудесных видений. Я опомнилась и снова поглядела ей в глаза, на этот раз не погружаясь. Теперь в этих глазах отражался свет из окна и спасительная надежда. Я оглянулась на окно. За стеклом были тёмные скелеты деревьев, серое небо и холодный ветер.

 

Вечером мы с братом сели читать. Он читал с тысячный раз старые сказки, а я перечитывала книжку про огромную, размером с дворец, механическую мельницу, на которой работали стеклянные люди и делали пыль.

Собака сидела рядом и смотрела на нас. Если честно, мне немного мешало читать под её пристальным взглядом. Я пыталась заслониться книжкой, но чувствовала, как два мутных луча от её глаз, проходивших сквозь обложку. Я спросила у Глая:

-И всё же, как ты её нашел?

Глай дочитал предложение, посмотрел из-за книжки на существо и сказал:

-Я же уже говорил. Нашел и…

-Но откуда она там взялась? И почему не есть? Что мы будем с ней дальше делать? – этим вопросом я указала на то, что не хочу быть главной в этом вопросе. У родителей когда-то была собака и Глай по старшинству всегда ухаживал за ней. А я боюсь за кем-либо ухаживать. Вдруг что-то не так сделаю…

Глай подумал:

-По ней не видно, что она больна, или что ей больно. Если захочет есть, пожалуйста, - он показал взглядом на тарелку с кашей, которую и поставила в угол, и стоящую рядом миску с водой. – Место есть, гулять не просится… - продолжал Глай.

Я посмотрела на собаку и поняла, какими де дураками мы выглядим. Собака смотрела на нас двоих с каким-то лукавством, словно говорила, что ничего этого ей не нужно, что ерунда, эта ваша каша. Ей нужно было что-то другое. Но что?

Мы смотрели на неё в ответ несколько минут молча. Она нас словно загипнотизировала. Существо сидело и смотрело на нас, ничего не выжидая, ничего не прося. Оно просто знало что-то и было этим довольно. Но… Мне было сложно судить по её поведению. Она слишком неоднозначная. Не знаю, что думал о ней Глай, но он сказал:

-Очень странное существо.

 

 

И всё бы хорошо, но через несколько часов, когда мы начали готовиться ко сну, лопнула лампочка. И тут же темнота, лишь тонкий, еле заметный свет от пасмурного неба через щель между занавесками.

-С тобой всё в порядке? – замерев в темноте спросила я.

-Да. Но это был последний кристалл. Он стаял.

Тут я чуть не заорала от страха:

-Что?!

Родители всегда делали запас энергетических кристаллов на несколько лет вперёд. Каждый кристалл служил около полугода, иногда меньше. Но у нас с братом не было возможности попомнить запасы, и если они уже закончились, то…

Глай всегда заранее вставлял новый кристалл в щиток на задней стороне дома и свет горел в наших лампочках, но если поменять не вовремя, они лопались. Отец всегда предупреждал, чтобы мы меняли заранее. Нельзя, чтобы заканчивался заряд при включённом приборе. Нельзя, нельзя…

-Ты не поменял? Ты не поменял??? Это наши единственные лампочки!!! – закричала я сорвавшимся голосом.

Я хотел схватить Глая в темноте и налупить его хорошенько, но тут почувствовала жуткую боль. Я застонала.

-Осторожно, лампочка! - подскочил ко мне Глай.

Схватив его за кофту, я начала колотить его кулаками и вопить о его бездарности и своей боли. Упрямая темнота, которую уже не расколоть светом, ужасная темнота, в которой ничего нет, в которой я слепа, которая… Страх и тупая злоба поглотили меня. Прорвалось во мне отчаянье, которое я, скорее всего, скрывала от себя. Я наговорила столько всего ужасного брату, миру, лесу и всему на свете, я плакала и билась, вырывалась, отбрыкивалась от Глая, который пытался меня успокоить.

И теперь будет пусто, и лампочки новой не найти. Всего лишь из-за какой-то бытовой мелочи. А лес всё темнел, меркнул, и потом наступит полная темнота.

 

Я выбилась из сил и теперь лежала на кровати. Глай в темноте забинтовал мне ногу, убрал из каждой комнаты, где была лампочка, осколки. Приговаривал, что всё хорошо. Мне было жалко его, было жалко нас. Я плакала. И мне было стыдно за своё отчаянье, и мне было плохо, невероятно, но терпимо, плохо.

Глай приговаривал:

-Ещё чего расстраиваться, лампочки теперь не будет, подумаешь. Есть же день, настоящий, естественный дневной свет, чего такого? А ночью спать надо. Спи, Льюсса…

Он ещё долго суетился в темноте, а затем лёг в своей комнате. А я была разбита и сломана. Болела острой болью порезанная нога. Такая глупая мысль в голове: «Теперь мы не будем читать по вечерам. Мы остались без света». Я не была готова к такому удару. Мне было страшно лежать в кровати, в белом одеяле на белой подушке, в тёмном холоде и страхе. Гудела нога.

 

Я знаю, что Глай тоже переживает, даже больше, чем я. Он ведь главный, он несёт за меня ответственность. Думает, наверное, где найти лампочки… А их не найти, нигде не найти…

 

Мучительно долго не могла заснуть. Ворочалась с боку на бок. Подушки были никакие, пустые, одеяло тягучее и неудобное. В животе была неприятная боль, сбивающая со сна. Нога гудела и ныла, словно её не выпускает из пасти приставучий волк. Я лежала в холодном забытье, пока не почувствовала странное тепло в ногах. Собачье существо залезло мне под одеяло, прошлось гладким боком по ногам, подползло к моему лицу и село, с жалостью смотря на меня. У существа было очень добрая, мягкая и спокойная морда. Даже не вериться, что такое красивое создание сегодня вытащил из болота мой брат. Я погладила собаку рукой по голове. Она прижала уши и прикрыла глаза, и снова улыбнулась своей невидимой, но такой живой и настоящей улыбкой. Затем она легла ко мне спиной, а я обняла её. И снова заплакала, но уже по-хорошему, это был последний стон моей слабости. С собакой во мне была сила. Она грела меня, успокаивала своим травянистым запахом. Она просто была рядом и из меня постепенно ушел страх, тревога, отчаянье. Стало никак, спокойно и очень захотелось спать.

Приставучий волк отпустил меня, убежал куда-то в глубокий лес, выть в темноту.

 

 

Тёмным утром я проснулась на минуту. Надо мной стоял Глай. Он погладил меня по голове, сказал что-то, затем ушел из дому, на болото, по своим обычным делам. Может, будет искать лампочку в лесу, хотя отлично знает, что её там нет. Но ему обязательно захочется поверить в чудо надежды.

Я заснула снова, надеясь поспать ещё до дневного света.

 

Я так люблю просыпаться от того, что светит луч далекого солнца через космос, через атмосферу, через небо и облака, через разные миры, через свод леса и яркое оконное стекло мне на лицо, будит, заставляет проснуться и начать жить. Как давно не было солнца…

Почувствовав свою улыбку, я потянулась, выворачиваясь из длинного одеяла, проморгалась на яркий свет. Как хорошо, что светит солнце, как далеко оно уходило. Я спустила ноги с кровати и осмотрела комнату. Комнаты не увидела. Сразу же остановила свой взгляд на теле собачьего существа. Оно лежало на полу, как будто его подстрелили.

Я долго сидела на кровати и смотрела, пытаясь понять, почему же так. В груди застрял тяжелый холод, меня зазнобило, словно обкидали ледяными камнями. Раны на ноге потягивали, немного ныли. Я глянула вниз и увидела, как хорошо замотал мне ногу Глай, да ещё и в темноте. А что с собачьим существом? Что с собакой, которую Глай вчера выловил из болота? Над собакой висела на проводе лопнувшая лампочка.

Аккуратно встала, проверяя на твёрдость замотанную ногу. Несколькими медленными шагами подошла к телу существа, шлёпая по деревянному полу. Наклонилась на колени.

Тело было как будто пустое, обмякшее. Грудь разрезана. На краях раны свежая кровь. И бабочка. Сидит на груди у пустого тела собачьего существа.

Бабочка была ярко-голубая, полупрозрачная и невероятно красивая. Она не двигалась, крылья её были неподвижны. И вдруг, когда я наклонилась поближе, она вспорхнула прямо на меня. Я встала и сделала пару шагов назад. Я испугалась бабочки.

Но она села мне на нос. Я скосила глаза к переносице, не знала, что мне делать. Бабочка посидела немного, потом вновь вспорхнула, коснулась лёгкими крыльями моих ресниц, я зажмурилась и мне будто показалось, что бабочка улетела через окно, прямо сквозь стекло.

Я почесала глаз кулаком. Бабочки в комнате больше не было.

Снова подойдя к собаке, я ужаснулась. Её глаза были пусты. Вместо них слепые чёрные дыры. Словно все те чудеса, которые я видела в её глазах, были внутри неё, как сияющая разноцветная пыль. Разрез на её груди открывал безграничную тёмную щель. Я дотронулась до неё пальцами. Оттуда веяло страшным холодом и пустотой.

Собака была мертва. Из неё кто-то словно вытащил всю жизнь, всё волшебство, всё, что в ней было. Её сдутое тело без скелета лежало на нашем полу, в нашем пустом доме, где лопнули лампочки. Последнее чудо погибло в нашем доме. Теперь нет ничего.

И у меня внутри теперь ничего не было. Я сидела на коленях и недоумевала. Я не чувствовала боли от утраты собачьего существа. Не знаю, почему. Может, потому, что не успела её сильно полюбить, или потому, что со смерти родителей уже не боюсь потерь. Но я чувствовала другое. Мне было жаль собаку, обидно за неё, что так вышло. Ведь она до сих пор улыбается невидимой, странной улыбкой, которую мне не понять.

Я встала. Мне в руку ударило тепло из окна. Тело собаки лежало в квадрате света, пересечённым крестом. Я обернулась на окно. За ним сиял зелёный свет.

 

 

Я выбежала из нашего домика и босиком, в майке и спальных шортах побежала вперёд, не зная куда.

Кругом в лесу сияли голубые и зелёные искры, земля поросла травой, на деревьях появились листья. Я ничего не видела перед собой и не заметила, как наткнулась на Глая и тут же обняла его. Он тоже обнял меня и что-то ликующе говорил, я говорила про собаку, про весну, ещё про что-то…

Кругом вырастала новая жизнь и сияло солнце. И во мне горела невыносимая радость, восторг и целая новая Весна, самая невероятная из тех, что мне удалось пережить.

До сих пор не могу поверить, что вся эта красота, все эти чудеса, свет, ясное небо, свежесть в воздухе и новая жизнь могла поместиться в маленькой собаке, которую мой брат вытащил из болота.